Листочки дневника.
«5.01.00.
Колонны не было. Говорят, может, будет завтра. Очень жду писем, беспокоюсь за своих.
Целыми днями (в последнее время) нахожусь в «парабиозе», т.е. при малейшей возможности ложусь, укрываюсь бушлатом и сплю.
Причины тому две:
1) Когда постоянно на работе, то, как бы постоянно и на отдыхе (кстати, устаёшь от такого «отдыха» ничуть не меньше, чем от самой работы). Сложно объяснить это, надо почувствовать.
2)Кроме «работы» никаких, в общем-то, занятий больше нет.
Читаю фантастику.
Который день стоит туман. Света белого не видно.
Да, кстати есть и третья причина:
3) очень быстро темнеет, да и вообще слабый свет из-за густейшего тумана.
Готовимся к перемещению.
Завтра Рождество, но этого совершенно не ощущается.
Ещё я понял чем мне нравятся подобные командировки. Здесь каждый отвечает сам за себя. Здесь ответственность только за своё дело и нет никакой ответственности «ни-пойми-за-что», как в ППД*».
«7.01.00.
Проснулся утром кое-как. Нужно свёртываться, собираться в дорогу.
Голова чугунная.
Туман рассеялся. Природа порадовала нас горным, заснеженным пейзажем.
Собрались, тронулись, поехали. На время забывал где я: лесная дорога, снег на полянах, снег на деревьях, ветки низко пригнулись. Совсем как в России, правда, нет елок.
Машина с трудом преодолевает подъём за подъемом. Перевал. Наконец на месте.
Горы кругом; ну и забрались же мы; всё белое. Голова прошла. Встали в хорошем месте. Развернулись. Поужинали. С удовольствием лёг спать.
Да, накануне была колонна из Ставрополя. Опять нету писем!?»
*
- Есть у меня мечта, - говорит мне Лёха, - хочу прокатиться по Парижу, на танке, по Елисейским полям…
Ветер жуткий: свистит, вот-вот сорвёт палатку. Через трубу задувает печку, темно, неуютно.
Под самым ухом залп артиллерии. Сначала показалось, что это конец света, потом подумалось: «Нет, наоборот, жизнь продолжается».
Для снарядов любая погода лётная.
Вторую ночь спим одетые во всё, что есть. В спальниках; ни повернуться, ни вздохнуть.
В палатку через печку снегу наметает…
Война – это когда холодно.
*
«Точно знаю, что на свете самое ненасытное», - подумал, кидая в огонь очередное жирное полено.
*
Чеченцы ходили к нам, приводили больных. Разные люди, некоторые не скрывали, что в первую компанию воевали даже в качестве командиров. Может, некоторые воюют и сейчас.
У нас идея. Нам платили по 900 рублей в день.
У них идея. Им, говорят, по 100 долларов.
Сидим мы и они, разговариваем.
Среди них самый старший:
- Вот вам нужна эта война?
- Нет, - говорю.
Наши в пол посмотрели.
- И нам не нужна.
Некоторые, из них, глаза опустили.
Он тоже заметил и то, и другое.
Но мы в самом низу этой пирамиды.
Война – это люди.
Контакты с местным населением налаживают. Наши представители ездили в Беной на митинг. Туда же приехали представители с горных сёл поменьше. Приехали, стоя в некрытых грузовиках, вплотную прижавшись, друг к другу. Молча постояли на митинге и молча, погрузившись, уехали.
Администрация же района сказала: разоружаемся. Сдали 45-мм пушку, времён Второй мировой, в отличном состоянии, несколько гранатомётов.
Простые же чеченцы, точнее этим занимаются дети (мальчики) и в Чечне и, кстати, в Дагестане, ходили, предлагали деньги за боеприпасы.
В который уже раз, то так, то эдак, пытаются выпросить у нас всё равно какие медикаменты, а лучше растворы, шприцы, анальгетики, системы для переливания: «Больных доктор очень много». Выпрашивают для родственников, для детей, медработники, различные «главы». Сдержанно весьма отношусь к таким просьбам: «Приводите больных», - в помощи никому не отказываем.
Приходил ну откровенный дух: маленький, черный, глаза бегают, суетится – не в своей тарелке. Отвел меня в сторону и сказал прямо: «Продай и как можно больше, хорошо заплачу».
Судя по всему их знаменитые мобильные госпиталя в прошлом. И раненных им лечить нечем.
Артиллерия стреляет в разные стороны. Часто видно куда – горы кругом.
Иногда днём по точкам, парами по очереди пускают НУРС*ы, манёвренные, как мухи, штурмовики.
Горы горят. Только это кричит о войне. Слава Богу, ни раненных, ни убитых, у нас. Слава Богу.
*неуправляемый реактивный снаряд.
Из дневника.
«Артиллерия наша и соседей продолжает долбать по горам. Всё гремит.
В медпункте «куча» больных, многие ждут эвакуации.
Вообще за службу здесь ставлю столько уколов и капельниц, сколько не делал со времён работы медбратом в реанимации.
Пришла колонна из Ставрополя. Снова нет писем!!? Только мне!!?
Вообще дни летят. Жду теперь приезда Новороссийцев.
Порывами, сегодня, дует сильный ветер. Шёл снег, который подновил пейзаж, засыпал грязь.
Зима, для здешних мест, с точки зрения военного врача, лучшее время:
1. нет острых кишечных инфекций.
2. нет комаров и мух.
3. нет жары.
Да и летом с семьёй надо быть, а не где-либо.
Ходил по позициям, любовался горами. Обозревал в бинокль местность, куда наши батальоны будут завтра наступать. Горы – это красиво.
Вечером смотрели на перестрелку (уже второй день подряд). Всё, вроде, видно, как на ладони, а принять участие не можешь – до туда, по прямой, километра три».
«22.01.00
На излечении у меня всего двое больных, поэтому времени отнимают немного.
Приезжали чечены и чеченки.
Чеченки – такие же бабы как во всем мире. Лишь бы почесать языком.
У нас есть доктор – женщина… Так вот когда мужчины вышли, началась такая стрекотня, как будто в лесу кто-то стадо сорок дразнит. Даже темы одинаковые: какие все мужики козлы и как им бабам тяжело живется…»
Ну, им там действительно тяжело.
«Время пойдёт дальше, когда домой вернёмся. Разведчики шутят. И меня научили.
По моему календарю сегодня 54 декабря 1999 года».
«Утром встал поздно.
Вообще замечаю, что писать всё меньше и меньше о чём. Это же не отчёт – это мысли и впечатления, а их нет. А если и есть, то они недостойны изложения, а точнее ещё менее достойны, чем те, которые я до сих пор излагал.
Здесь все готовятся к замене. Я же преисполнен (пока) двумя решимостями:
1 – и самое главное: сделать все, чтобы никогда сюда не вернуться. Т.е. отбыть за раз, сколько надо и уехать отсюда НАВСЕГДА!!! Вплоть до незаключения следующего контракта. Потому что война – это зло. Зло не только материальное, но и метафизическое. Всё меньше желания воевать, хотя если честно, не вижу другого пути решения здешних проблем.
2. сделать всё возможное, чтобы вернуться домой. Чем дольше я здесь, тем более актуальной мне кажется эта тема.
Хотя дни проходят незаметно и чем дальше, тем быстрее. Знать бы еще, что там дома.
Да и мама с папой сильно переживают. Всё-таки непутёвый я у них. Дай Бог им здоровья.
Удивительно, неужели где-то есть другая жизнь, чем здесь? Неужели есть люди, которые не знают войны?
Такая вот меланхолия. Мне кажется из-за отсутствия вестей из дома.
По телевизору говорят, что дело идёт к развязке. Посмотрим.
Сегодня 59 декабря 1999 года».
Война – это когда домой хочется.
МИНА.
Была зима. Мы наступали на этой странной войне. Артиллерия, поддерживая батальоны, била сначала на половину заряда, потом поднимала стволы выше и выше, переходили на штатные, от залпа которых в нашей АП-шке сыпались со звоном посуда и инструменты. Затем артиллерия переставала доставать, мы свёртывались и перемещались за батальонами. Опять стреляли артиллеристы, опять мы перемещались. Духов тогда били и били хорошо, но доводилось видеть и другую сторону войны.
Стояли в горах, заняв высоту. На равнину вела одна единственная узкая, обледенелая дорога, которая ночами минировалась, а утром на ней подрывались. Наши. То там, то здесь воронки и копоть от подрывов, вот башня «бешки», отслужила она своё и экипаж тоже…
В одно такое утро сообщили: подорвалась БМД соседнего полка, к нам везут раненных. Привезли четверых. Погибших на подрыве не было и я зло радовался: «Зря, зря душары старались. Нет прока от мины. А раненных мы спасём, во что бы-то ни стало, спасём». Раненные (с первого взгляда) - двое легких, двое тяжёлых, все в сознании, и я утвердился окончательно – спасём. У одного - механика-водителя, была забинтована голова и, решив, как анестезиолог, что он самый тяжёлый взял в перевязочную его первым.
Повязка была чистая, снимая слой за слоем, мы удивлялись, что же ему бинтовали? Сняв бинт обнаружили на верхних веках две «царапины» и всё, свободно вздохнули: ещё «лёгкий». «Открой глаза, солдат». Он поднял веки, радости нашей не стало; чтобы понять наши чувства это надо хоть раз увидеть: здоровый молодой пацан, а глаз нет, - минуты как их вырезало осколками триплекса. Хирург дрожащими руками вновь наложила повязки. Солдата как сумели успокоили, дескать не видишь потому, что укол тебе такой сделали, временно.
Второй тяжёлый – старший лейтенант Н. У него было повреждено бедро и обе берцовые кости на правой ноге, огромная кровопотеря. Он был в тяжёлом шоке порывался встать, мешал нам работать. Ввёл его в наркоз, очень долго выводили из шока, накладывали повязки и шины, снимали и вновь накладывали жгут. На полу кровь смешалась с грязью и пол сделался липким, такое же ощущение как вышел из бани на хваткий лёд, – каждый раз подошва отлеплялась с лёгким треском. За него боролись долго, сделали всё, вплоть до переливания крови. Единственный шанс у него был – скорейшая эвакуация. Погода, как на грех, была нелётная - туман и вертушка села лишь на ЦБУ километров за сорок от нас. Надо было везти. На санитарном автобусе приехал анестезиолог соседнего полка, он и повёз раненных. Мы с надеждой на лучшее их проводили. В сопровождение с ними пошла БМД с ребятами со взвода этого старшего лейтенанта, они очень переживали: «Он будет жить»?
Не прошло и десяти минут после их отъезда, вызывают доктора: «Авария есть пострадавшие. Взять носилки, людей, лопаты (?) и срочно выехать на место». Хватаем укладки, носилки, лопаты прыгаем на БТР и едем. Издалека видим на самом узком участке дороги, в двух-трех метровом кювете, вверх брюхом БМД. На месте выясняется, ехали зря – поздно. Двоих ребят, тех самых, что ещё пятнадцать минут назад беспокоились за командира, раздавило машиной. Один погиб мгновенно, второй хрипел под тяжестью ещё минут десять … Суета вокруг машины то да сё… В это же время, по дороге идет колонна, огромная, на замену этого соседнего полка, на замену этих ребят… Колонну останавливают – опасный участок, людей спешивают. Машины идут порожние, люди пешком мимо того места, все смотрят на тех, кого они чуть-чуть не успели заменить…
Через два дня на этом же месте перевернулась БМД наших, уже новых, соседей; один из тех, кто шел спешившись в тот злополучный день, погиб, одного покалечило и их снова привезли к нам…
В этот же день в госпитале, скончался ст. л-т. Н. Об этом мы узнали чуть позже.
Потом была замена. И мой первый марш в составе обновлённой группировки. Чёрти куда: за 12 часов проехали 42 километра. Забрались, говорят, на 1200 метров. Остановились на ночлег. Чувствуется высокогорье.
Полночи провёл в карауле. СУ-шки летали даже ночью. Где-то слышны взрывы.
Ёщё полдня просидели на этом месте. Затем опять марш. Через крутой, высокий, красивый перевал. То, там, то здесь, вдоль дороги, потемневшие от старости покосившиеся камни чеченских могил. Перевал, поле, лес, через Ведено – родовое селение Басаева. Взорванный мост. Вдоль дорог ржавая, мёртвая ещё с прошлой войны техника: БМП, танки, ГАЗ-66, в лесу части сгоревших вертолётов. Где-то здесь ещё в августе погиб взвод разведчиков из Ульяновска.
Вдоль дороги ещё с «прошлой войны» сожженные БТР и останки машин. В лесу остов вертолета. Трудно тут, видать, было.
Плато, на которое мы встали ровное как теннисный стол, конечно, поднято над уровнем моря, прилично, но пики заросших лесом гор теперь с двух сторон. Воды ни капли. Пошли с товарищем за водой в ущелье к реке, на духовскую территорию. На обратном пути сначала чуть не улетели в пропасть, а потом чуть не пристрелил свой же часовой.
Второй раз в жизни слышал как клацает лично по мне затвор автомата… Но чуть-чуть не считается, зато принесли по пол ведра воды.
Все части:
1 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/1.html
2 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/2.html
3 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/3.html
4 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/4.html
«5.01.00.
Колонны не было. Говорят, может, будет завтра. Очень жду писем, беспокоюсь за своих.
Целыми днями (в последнее время) нахожусь в «парабиозе», т.е. при малейшей возможности ложусь, укрываюсь бушлатом и сплю.
Причины тому две:
1) Когда постоянно на работе, то, как бы постоянно и на отдыхе (кстати, устаёшь от такого «отдыха» ничуть не меньше, чем от самой работы). Сложно объяснить это, надо почувствовать.
2)Кроме «работы» никаких, в общем-то, занятий больше нет.
Читаю фантастику.
Который день стоит туман. Света белого не видно.
Да, кстати есть и третья причина:
3) очень быстро темнеет, да и вообще слабый свет из-за густейшего тумана.
Готовимся к перемещению.
Завтра Рождество, но этого совершенно не ощущается.
Ещё я понял чем мне нравятся подобные командировки. Здесь каждый отвечает сам за себя. Здесь ответственность только за своё дело и нет никакой ответственности «ни-пойми-за-что», как в ППД*».
«7.01.00.
Проснулся утром кое-как. Нужно свёртываться, собираться в дорогу.
Голова чугунная.
Туман рассеялся. Природа порадовала нас горным, заснеженным пейзажем.
Собрались, тронулись, поехали. На время забывал где я: лесная дорога, снег на полянах, снег на деревьях, ветки низко пригнулись. Совсем как в России, правда, нет елок.
Машина с трудом преодолевает подъём за подъемом. Перевал. Наконец на месте.
Горы кругом; ну и забрались же мы; всё белое. Голова прошла. Встали в хорошем месте. Развернулись. Поужинали. С удовольствием лёг спать.
Да, накануне была колонна из Ставрополя. Опять нету писем!?»
*
- Есть у меня мечта, - говорит мне Лёха, - хочу прокатиться по Парижу, на танке, по Елисейским полям…
Ветер жуткий: свистит, вот-вот сорвёт палатку. Через трубу задувает печку, темно, неуютно.
Под самым ухом залп артиллерии. Сначала показалось, что это конец света, потом подумалось: «Нет, наоборот, жизнь продолжается».
Для снарядов любая погода лётная.
Вторую ночь спим одетые во всё, что есть. В спальниках; ни повернуться, ни вздохнуть.
В палатку через печку снегу наметает…
Война – это когда холодно.
*
«Точно знаю, что на свете самое ненасытное», - подумал, кидая в огонь очередное жирное полено.
*
Чеченцы ходили к нам, приводили больных. Разные люди, некоторые не скрывали, что в первую компанию воевали даже в качестве командиров. Может, некоторые воюют и сейчас.
У нас идея. Нам платили по 900 рублей в день.
У них идея. Им, говорят, по 100 долларов.
Сидим мы и они, разговариваем.
Среди них самый старший:
- Вот вам нужна эта война?
- Нет, - говорю.
Наши в пол посмотрели.
- И нам не нужна.
Некоторые, из них, глаза опустили.
Он тоже заметил и то, и другое.
Но мы в самом низу этой пирамиды.
Война – это люди.
Контакты с местным населением налаживают. Наши представители ездили в Беной на митинг. Туда же приехали представители с горных сёл поменьше. Приехали, стоя в некрытых грузовиках, вплотную прижавшись, друг к другу. Молча постояли на митинге и молча, погрузившись, уехали.
Администрация же района сказала: разоружаемся. Сдали 45-мм пушку, времён Второй мировой, в отличном состоянии, несколько гранатомётов.
Простые же чеченцы, точнее этим занимаются дети (мальчики) и в Чечне и, кстати, в Дагестане, ходили, предлагали деньги за боеприпасы.
В который уже раз, то так, то эдак, пытаются выпросить у нас всё равно какие медикаменты, а лучше растворы, шприцы, анальгетики, системы для переливания: «Больных доктор очень много». Выпрашивают для родственников, для детей, медработники, различные «главы». Сдержанно весьма отношусь к таким просьбам: «Приводите больных», - в помощи никому не отказываем.
Приходил ну откровенный дух: маленький, черный, глаза бегают, суетится – не в своей тарелке. Отвел меня в сторону и сказал прямо: «Продай и как можно больше, хорошо заплачу».
Судя по всему их знаменитые мобильные госпиталя в прошлом. И раненных им лечить нечем.
Артиллерия стреляет в разные стороны. Часто видно куда – горы кругом.
Иногда днём по точкам, парами по очереди пускают НУРС*ы, манёвренные, как мухи, штурмовики.
Горы горят. Только это кричит о войне. Слава Богу, ни раненных, ни убитых, у нас. Слава Богу.
*неуправляемый реактивный снаряд.
Из дневника.
«Артиллерия наша и соседей продолжает долбать по горам. Всё гремит.
В медпункте «куча» больных, многие ждут эвакуации.
Вообще за службу здесь ставлю столько уколов и капельниц, сколько не делал со времён работы медбратом в реанимации.
Пришла колонна из Ставрополя. Снова нет писем!!? Только мне!!?
Вообще дни летят. Жду теперь приезда Новороссийцев.
Порывами, сегодня, дует сильный ветер. Шёл снег, который подновил пейзаж, засыпал грязь.
Зима, для здешних мест, с точки зрения военного врача, лучшее время:
1. нет острых кишечных инфекций.
2. нет комаров и мух.
3. нет жары.
Да и летом с семьёй надо быть, а не где-либо.
Ходил по позициям, любовался горами. Обозревал в бинокль местность, куда наши батальоны будут завтра наступать. Горы – это красиво.
Вечером смотрели на перестрелку (уже второй день подряд). Всё, вроде, видно, как на ладони, а принять участие не можешь – до туда, по прямой, километра три».
«22.01.00
На излечении у меня всего двое больных, поэтому времени отнимают немного.
Приезжали чечены и чеченки.
Чеченки – такие же бабы как во всем мире. Лишь бы почесать языком.
У нас есть доктор – женщина… Так вот когда мужчины вышли, началась такая стрекотня, как будто в лесу кто-то стадо сорок дразнит. Даже темы одинаковые: какие все мужики козлы и как им бабам тяжело живется…»
Ну, им там действительно тяжело.
«Время пойдёт дальше, когда домой вернёмся. Разведчики шутят. И меня научили.
По моему календарю сегодня 54 декабря 1999 года».
«Утром встал поздно.
Вообще замечаю, что писать всё меньше и меньше о чём. Это же не отчёт – это мысли и впечатления, а их нет. А если и есть, то они недостойны изложения, а точнее ещё менее достойны, чем те, которые я до сих пор излагал.
Здесь все готовятся к замене. Я же преисполнен (пока) двумя решимостями:
1 – и самое главное: сделать все, чтобы никогда сюда не вернуться. Т.е. отбыть за раз, сколько надо и уехать отсюда НАВСЕГДА!!! Вплоть до незаключения следующего контракта. Потому что война – это зло. Зло не только материальное, но и метафизическое. Всё меньше желания воевать, хотя если честно, не вижу другого пути решения здешних проблем.
2. сделать всё возможное, чтобы вернуться домой. Чем дольше я здесь, тем более актуальной мне кажется эта тема.
Хотя дни проходят незаметно и чем дальше, тем быстрее. Знать бы еще, что там дома.
Да и мама с папой сильно переживают. Всё-таки непутёвый я у них. Дай Бог им здоровья.
Удивительно, неужели где-то есть другая жизнь, чем здесь? Неужели есть люди, которые не знают войны?
Такая вот меланхолия. Мне кажется из-за отсутствия вестей из дома.
По телевизору говорят, что дело идёт к развязке. Посмотрим.
Сегодня 59 декабря 1999 года».
Война – это когда домой хочется.
МИНА.
Была зима. Мы наступали на этой странной войне. Артиллерия, поддерживая батальоны, била сначала на половину заряда, потом поднимала стволы выше и выше, переходили на штатные, от залпа которых в нашей АП-шке сыпались со звоном посуда и инструменты. Затем артиллерия переставала доставать, мы свёртывались и перемещались за батальонами. Опять стреляли артиллеристы, опять мы перемещались. Духов тогда били и били хорошо, но доводилось видеть и другую сторону войны.
Стояли в горах, заняв высоту. На равнину вела одна единственная узкая, обледенелая дорога, которая ночами минировалась, а утром на ней подрывались. Наши. То там, то здесь воронки и копоть от подрывов, вот башня «бешки», отслужила она своё и экипаж тоже…
В одно такое утро сообщили: подорвалась БМД соседнего полка, к нам везут раненных. Привезли четверых. Погибших на подрыве не было и я зло радовался: «Зря, зря душары старались. Нет прока от мины. А раненных мы спасём, во что бы-то ни стало, спасём». Раненные (с первого взгляда) - двое легких, двое тяжёлых, все в сознании, и я утвердился окончательно – спасём. У одного - механика-водителя, была забинтована голова и, решив, как анестезиолог, что он самый тяжёлый взял в перевязочную его первым.
Повязка была чистая, снимая слой за слоем, мы удивлялись, что же ему бинтовали? Сняв бинт обнаружили на верхних веках две «царапины» и всё, свободно вздохнули: ещё «лёгкий». «Открой глаза, солдат». Он поднял веки, радости нашей не стало; чтобы понять наши чувства это надо хоть раз увидеть: здоровый молодой пацан, а глаз нет, - минуты как их вырезало осколками триплекса. Хирург дрожащими руками вновь наложила повязки. Солдата как сумели успокоили, дескать не видишь потому, что укол тебе такой сделали, временно.
Второй тяжёлый – старший лейтенант Н. У него было повреждено бедро и обе берцовые кости на правой ноге, огромная кровопотеря. Он был в тяжёлом шоке порывался встать, мешал нам работать. Ввёл его в наркоз, очень долго выводили из шока, накладывали повязки и шины, снимали и вновь накладывали жгут. На полу кровь смешалась с грязью и пол сделался липким, такое же ощущение как вышел из бани на хваткий лёд, – каждый раз подошва отлеплялась с лёгким треском. За него боролись долго, сделали всё, вплоть до переливания крови. Единственный шанс у него был – скорейшая эвакуация. Погода, как на грех, была нелётная - туман и вертушка села лишь на ЦБУ километров за сорок от нас. Надо было везти. На санитарном автобусе приехал анестезиолог соседнего полка, он и повёз раненных. Мы с надеждой на лучшее их проводили. В сопровождение с ними пошла БМД с ребятами со взвода этого старшего лейтенанта, они очень переживали: «Он будет жить»?
Не прошло и десяти минут после их отъезда, вызывают доктора: «Авария есть пострадавшие. Взять носилки, людей, лопаты (?) и срочно выехать на место». Хватаем укладки, носилки, лопаты прыгаем на БТР и едем. Издалека видим на самом узком участке дороги, в двух-трех метровом кювете, вверх брюхом БМД. На месте выясняется, ехали зря – поздно. Двоих ребят, тех самых, что ещё пятнадцать минут назад беспокоились за командира, раздавило машиной. Один погиб мгновенно, второй хрипел под тяжестью ещё минут десять … Суета вокруг машины то да сё… В это же время, по дороге идет колонна, огромная, на замену этого соседнего полка, на замену этих ребят… Колонну останавливают – опасный участок, людей спешивают. Машины идут порожние, люди пешком мимо того места, все смотрят на тех, кого они чуть-чуть не успели заменить…
Через два дня на этом же месте перевернулась БМД наших, уже новых, соседей; один из тех, кто шел спешившись в тот злополучный день, погиб, одного покалечило и их снова привезли к нам…
В этот же день в госпитале, скончался ст. л-т. Н. Об этом мы узнали чуть позже.
Потом была замена. И мой первый марш в составе обновлённой группировки. Чёрти куда: за 12 часов проехали 42 километра. Забрались, говорят, на 1200 метров. Остановились на ночлег. Чувствуется высокогорье.
Полночи провёл в карауле. СУ-шки летали даже ночью. Где-то слышны взрывы.
Ёщё полдня просидели на этом месте. Затем опять марш. Через крутой, высокий, красивый перевал. То, там, то здесь, вдоль дороги, потемневшие от старости покосившиеся камни чеченских могил. Перевал, поле, лес, через Ведено – родовое селение Басаева. Взорванный мост. Вдоль дорог ржавая, мёртвая ещё с прошлой войны техника: БМП, танки, ГАЗ-66, в лесу части сгоревших вертолётов. Где-то здесь ещё в августе погиб взвод разведчиков из Ульяновска.
Вдоль дороги ещё с «прошлой войны» сожженные БТР и останки машин. В лесу остов вертолета. Трудно тут, видать, было.
Плато, на которое мы встали ровное как теннисный стол, конечно, поднято над уровнем моря, прилично, но пики заросших лесом гор теперь с двух сторон. Воды ни капли. Пошли с товарищем за водой в ущелье к реке, на духовскую территорию. На обратном пути сначала чуть не улетели в пропасть, а потом чуть не пристрелил свой же часовой.
Второй раз в жизни слышал как клацает лично по мне затвор автомата… Но чуть-чуть не считается, зато принесли по пол ведра воды.
Все части:
1 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/1.html
2 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/2.html
3 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/3.html
4 часть - http://warfilosof.blogspot.com/2017/09/4.html
